Час – пик с Н.В. Гоголем Н.В.Гоголю - 200 лет
Автор-составитель: Горбатова Татьяна Васильевна,
зав. библиотекой «Фесковская»
Новокузнецкой централизованной системы им. Н.В. Гоголя
Ученик в гриме Гоголя и корреспонденты школьных изданий ведут полемику. Зрители также участвуют в беседе.
Вопросы писателю составлены так, чтобы ответами служили цитаты из его произведений. Актуальность и злободневность вопросов очевидны.
Ведущий
- Сегодня я вам представлю нашего собеседника. Николай Васильевич Гоголь. Родился он в 1809 году селе Большие Сорочинцы Миргородского уезда Полтавской губернии в семье небогатых помещиков. С 1821 по 1828 г. Гоголь учился в Нежинской гимназии высших наук на Черниговщине, основанной князем А. А. Безбородко за год до его поступления. Здесь у Гоголя проявились любовь к литературе, театру и живописи. Окончив гимназию, он переехал в Санкт-Петербург. В 1829 г. опубликовал свой первый литературный труд «Ганс Кюхельгартен», который не имел никакого успеха. В 1831 г. Гоголь познакомился с Пушкиным, и это оказало сильное положительное воздействие на становление и развитие его творчества. В 1831—1832 гг. Гоголь написал «Вечера на хуторе близ Диканьки», сделавшие его литературной знаменитостью. После публикации сборников «Арабески» и «Миргород» (оба— 1835) В. Г. Белинский имел основание назвать Гоголя «главою литературы, главою поэтов».
В 1836 г. на сцене Александрийского театра был поставлен «Ревизор». Постановка пьесы вызвала у Гоголя глубокое разочарование, так как его социальная комедия была низведена до уровня водевиля. Он впал в глубокую депрессию и летом того же года уехал в Рим, где начал работу над романом «Мертвые души» (1-й том был опубликован в 1842 г.). Вскоре вышло четырехтомное собрание сочинений, в котором была напечатана и повесть «Шинель», ставшая, вместе с «Мертвыми душами», манифестом зарождающегося русского критического реализма.
Последующие годы прошли у Гоголя в религиозно-философских исканиях и осмыслении своего места и своих задач в жизни. Плодом этих исканий стали «Выбранные места из переписки с друзьями» (1847), представлявшие собою оставление всему русскому обществу и призыв к моральному обновлению. В 1848 г. он вернулся в Россию и продолжил работу над вторым томом «Мертвых душ». Болезнь, творческое неудовлетворение привели к тому, что 12 февраля 1852 г. Гоголь сжег рукопись романа.
Н. Г. Чернышевский назвал Гоголя «мучеником скорбной мысли и благих стремлений».
Входит Николай Васильевич Гоголь
Корреспондент газеты «Школьная жизнь»
- Николай Васильевич, скажите, как Вы стали писателем?
Гоголь Н.В.
- Жизнь я преследовал в ее действительности, а не в мечтах воображения, и пришел к тому, кто есть источник жизни. От малых лет была во мне страсть замечать за человеком, ловить душу его в малейших чертах и движеньях его, которые пропускаются без вниманья людьми,— и я пришел к тому, который один полный ведатель души и от кого одного я мог только узнать полнее душу. Я не успокоился по тех пор, покуда не разрешились мне некоторые собственные мои вопросы относительно меня самого...
…Чем далее, тем более усиливалось во мне желанье быть писателем современным. Но я видел в то же время что, изображая современность, нельзя находиться в том высоко настроенном и спокойном состоянии, какое необходимо для произведения большого и стройного труда Настоящее слишком живо, слишком шевелит, слишком раздражает; перо писателя нечувствительно и незаметно переходит в сатиру. Притом, находясь сам в ряду других и более или менее действуя с ними, видишь перед собою только тех человек, которые стоят близко от тебя; всей толпы и массы не видишь, оглянуть всего не можешь. Я стал думать о том, как бы выбраться из ряду других и стать на такое место, откуда бы я мог увидать всю массу, а не людей только, возле меня стоящих,— как бы, отдалившись от настоящего, обратить его некоторым образом для себя в прошедшее.
Корреспондент журнала «Школьник»
- Никто еще не отгадал Вашей загадки. Эта загадка не выдумана, не придумана. Она существует. Вы смеетесь над глупым, смешным и даже страшным, например, над смертью. С другой стороны, Ваш смех полон печали. Вы ставите все с ног на голову – из ничтожного лепите крупное, и оно – ввиду своей увеличенной мелкости – кажется еще более смешным. Как Вам это удается?
Гоголь Н.В.
- Причина той веселости, которую заметили в первых сочинениях моих, показавшихся в печати, заключалась в некоторой душевной потребности. На меня находили припадки тоски, мне самому необъяснимой, которая происходила, может быть, от моего болезненного состояния. Чтобы развлекать себя самого, я придумывал себе все смешное, что только мог выдумать. Выдумывал целиком смешные лица и характеры, поставлял их мысленно в самые смешные положения, вовсе не заботясь о том, зачем это, для чего и кому от этого выйдет какая польза. Молодость, во время которой не приходят на ум никакие вопросы, подталкивала. Вот происхождение тех первых моих произведений, которые одних заставили смеяться так же беззаботно и безотчетно, как и меня самого, а других приводили в недоумение решить, как могли человеку умному приходить в голову такие глупости. Может быть, с летами и с потребностью развлекать себя веселость эта исчезнула бы, а с нею вместе и мое писательство. Но Пушкин заставил меня взглянуть на дело серьезно. Он уже давно склонял меня приняться за большое сочинение и наконец один раз, после того как я ему прочел одно небольшое изображение небольшой сцены, но которое, однако ж, поразило его больше всего мной прежде читанного, он мне сказал: «Как с этой способностью угадывать человека и несколькими чертами выставлять его вдруг всего, как жи¬вого, с этой способностью не приняться за большое сочинение! Это просто грех!» Вслед за этим начал он представлять мне слабое мое сложение, мои недуги, которые могут прекратить мою жизнь рано; привел мне в пример Сервантеса, который хотя и написал несколько очень замечательных и хороших повестей, но, если бы не принялся за «Донкишота», никогда бы не занял того места, которое занимает теперь между писателями, и в заключенье всего отдал мне свой собственный сюжет, из которого он хотел сделать сам что-то вроде поэмы и которого, по словам его, он бы не отдал другому никому. Это был сюжет «Мертвых душ». (Мысль «Ревизора» принадлежит также ему.) На этот раз и я сам уже задумался серьезно,— тем более что стали приближаться такие годы, когда сам собой приходит запрос всякому поступку: зачем и для чего его делаешь? Я увидел, что в сочинениях моих смеюсь даром, напрасно, сам не зная зачем. Если смеяться, так уже лучше смеяться сильно и над тем, что действительно достойно осмеянья всеобщего. В «Ревизоре» я решился собрать в одну кучу все дурное в России, какое я тогда знал, все несправедливости, какие делаются в тех местах и в тех случаях, где больше всего требуется от человека справедливости, и за одним разом посмеяться над всем. Но это, как известно, произвело потрясающее действие. Сквозь смех, который никогда еще во мне не появлялся в такой силе, читатель услышал грусть.
…Я думал, что многие сквозь самый смех слышат мою добрую натуру, которая смеялась вовсе не из злобного желанья.
Корреспондент газеты «Вести с «Камчатки»
- Да, Ваши крылатые выражения из «Ревизора» цитируют до сих пор и они не потеряли своей актуальности.
«Глуп, как сивый мерин», «В детстве мамка ушибла», «Александр Македонский герой, но зачем же стулья ломать?», «Не по чину берешь», взятки брать «борзыми щенками». А что же потом?
Гоголь Н.В.
- Я сам почувствовал, что уже смех мой не тот, какой был прежде, что уже не могу быть в сочиненьях моих тем, чем был дотоле, и что самая потребность развлекать себя невинными, беззаботными сценами окончилась вместе с молодыми моими летами. После «Ревизора» я почувствовал, более нежели когда-либо прежде, потребность сочиненья полного, где было бы уже не одно то, над чем следует смеяться. Пушкин находил, что сюжет «Мертвых душ» хорош для меня тем, что дает полную свободу изъездить вместе с героем всю Россию и вывести множество самых разнообразных характеров.
Корреспондент газеты «Переменка»
- Вам это удалось. Все персонажи из «Мертвых душ» стали нарицательными, а меткие фразы – это радуга, сотворенная из брызг дождя и вбирающая в себя все цвета дня. Русь – «птица-тройка», самобичевание – «унтер-офицерская вдова сама себя высекла», все пришло в движение – «пошла писать губерния». А фраза: «Полюбите нас черненькими, а беленькими нас всякий полюбит». Как это понимать?
Гоголь Н.В.
- Христианину сказано ясно, как ему быть с высшими, так что, если хотя немного он из того исполнит, все высшие его полюбят. Христианину сказано ясно, как ему быть с теми, которые его пониже, так что, если хотя отчасти он это исполнит, все низшие ему предадутся всею душой своей. Всю эту всемирность человеколюбивого закона Христова, все это отношенье человека к человечеству может из нас перенести всяк на свое небольшое поприще. Стоит только всех тех людей, с которыми происходят у нас частные неприятности наищекотливейшие, обратить именно в тех самых ближних и братьев, которых повелевает больше всего прощать и любить Христос. Стоит только не смотреть на то, как другие с тобою поступают, а смотреть на то, как сам поступаешь с другими. Стоит только не смотреть на то, как тебя любят другие, а смотреть только на то, любишь ли сам их. Стоит только, не оскорбляясь ничем, подавать первому руку на примиренье. Стоит поступать так в продолжение небольшого времени — и увидишь, что и тебе легче с другими, и другим легче с тобою, и в силах будешь точно произвести много полезных дел почти на незаметном месте. Трудней всего на свете тому, кто не прикрепил себя к месту, не определил себя, в чем его должность: ему трудней всего применить к себе закон Христов, который на то, чтобы исполняться на земле, а не на воздухе; а потому и жизнь должна быть для него вечной загадкой. Пред ним узник в тюрьме имеет преимущество: он знает, что он узник, а потому и знает, что брать из закона. Пред ним нищий имеет преимущество: он тоже при должности, он нищий, а потому и знает, что брать из закона Христова. Но человек, не знающий, в чем его должность, где его место, не определивший себе ничего и не остановившийся ни на чем. пребывает ни в мире, ни вне мира, не узнает, кто ближний его, кто братья, кого нужно любить, кому прощать. Весь мир не полюбишь, если не начнешь прежде любить тех, которые стоят поближе к тебе и имеют случай огорчить тебя. Он ближе всех к холодной черствости душевной.
Корреспондент стенгазеты «Школьный листок»
- Николай Васильевич, скажите, зачем вы сожгли рукопись второго тома «Мертвых душ»?
Гоголь Н.В.
- Затем сожжен второй том «Мертвых душ», что так было нужно. «Не оживет, аще не умрет»,— говорит апостол. Нужно прежде умереть, для того чтобы воскреснуть. Не легко было сжечь пятилетний труд, производимый с такими болезненными напряжениями, где всякая строка досталась потрясеньем, где было много того, что составляло мои лучшие помышления и занимало мою душу. Но все было сожжено, и притом в ту минуту, когда, видя перед собою смерть, мне очень хотелось оставить после себя хоть что-нибудь, обо мне лучше напоминающее. Благодарю бога, что дал мне силу это сделать. Как только пламя унесло последние листы моей книги, ее содержанье вдруг воскреснуло в очищенном и светлом виде, подобно фениксу из костра, и я вдруг увидел, в каком еще беспорядке было то, что я считал уже порядочным и стройным. Появленье второго тома в том виде, в каком он был, произвело бы скорее вред, нежели пользу.
Корреспондент журнала «Первое сентября»
- Известно, что Вы никогда не были женаты и к женщинам относились настороженно и весьма прохладно. А не виною ли тому Александра Осиповна Смирнова (урожденная Россет)?
Гоголь Н.В.
- В письме к «любимой своей матушке», с кото¬рой всегда был очень откровенен, я сам удивлялся нахлынувшей на меня страсти: «Вы знаете, что я был одарён твёрдостию даже редкою в молодом человеке... Кто бы мог ожидать подобной слабости?» …«В порыве бешенства и ужаснейших душевных страданий кипел упиться одним только взглядом... О, какое жестокое состояние! Мне кажется, если грешному уготован ад, то он не так мучителен... Взглянуть на неё ещё раз, - вот, бывало, одно-единственное желание, возраставшее сильнее и сильнее с невыразимой едкостью тоски».
Я нашёл единственное средство, способное хоть как-то излечить меня от любовной тоски: «Мне нужно переделать себя, переродиться, оживиться новой жизнью, расцвесть силою души в вечном труде и деятельности...»
Александра Осиповна Россет вышла замуж за Смирнова, человека очень богатого, но недалёкого...
Корреспондент журнала «Школьник»
Вы не раз объявляли себя мертвым – для творчества, для мирской жизни, не говоря уже о любви. Некоторые утверждают, что единственная женщина, в которую Вы были влюблены – это Анна Михайловна Вьельгорская.
Гоголь Н.В.
- Тут было что-то чудное, и как оно случилось, я до сих пор не умею вам объяснить.
Нервическое ли это расположение или истинное чувство, я сам не могу решить.
Корреспондент газеты «Звонок»
- Ваша самая скандальная книга «Выбранные места из переписки с друзьями» предельно откровенная и противоречивая. В ней Вы поместили главу-камертон «Завещание» на первое место. Как Вы его можете прокомментировать?
Гоголь Н.В.
- Нужно прежде умереть, для того чтобы воскреснуть
- Вот вам само завещание.
Находясь в полном присутствии памяти и здравого рассудка, излагаю здесь мою последнюю волю.
I. Завещаю тела моего не погребать по тех пор, пока не покажутся явные признаки разложения. Упоминаю об этом потому, что уже во время самой болезни находили на меня минуты жизненного онемения, сердце и пульс переставали биться... Будучи в жизни своей свидетелем многих печальных событий от нашей неразумной торопливости во всех делах, даже и в таком, как погребение, я возвещаю это здесь в самом начале моего завещания, в надежде, что, может быть, посмертный голос мой напомнит вообще об осмотрительности. Предать же тело мое земле, не разбирая места, где лежать ему, ничего не связывать с оставшимся прахом; стыдно тому, кто привлечется каким-нибудь вниманием к гниющей персти, которая уже не моя: он поклонится червям, ее грызущим; прошу лучше помолиться покрепче о душе моей, а вместо всяких погребальных почестей угостить от меня простым обедом нескольких не имущих насущного хлеба.
II. Завещаю не ставить надо мною никакого памятника и не помышлять о таком пустяке, христианина недостойном. Кому же из близких моих я был действительно дорог, тот воздвигнет мне памятник иначе: воздвигнет он его в самом себе своей неколебимой твердостью в жизненном деле, бодреньем и освеженьем всех вокруг себя. Кто после моей смерти вырастет выше духом, нежели как был при жизни моей, тот покажет, что он, точно, любил меня и был мне другом, и сим только
III. Завещаю вообще никому не оплакивать меня, и грех себе возьмет на душу тот, кто станет почитать смерть мою какой-нибудь значительной или всеобщей утратой…
IV. Завещаю всем моим соотечественникам (основываясь единственно на том, что всякий писатель должен оставить после себя какую-нибудь благую мысль в наследство читателям), завещаю им лучшее из всего, что произвело перо мое, завещаю им мое сочинение, под названием «Прощальная повесть»…
«Прощальная повесть» не может явиться в свет: что могло
иметь значение по смерти, то не имеет смысла при жизни.
V. Завещаю по смерти моей не спешить ни хвалой, ни осужденьем моих произведений в публичных листах и журналах: все будет так же пристрастно, как и при жизни. В сочинениях моих гораздо больше того, что нужно осудить, нежели того, что заслуживает хвалу…
VI Статья содержит распоряженья по делам семейственным.
VII. Завещаю... но я вспомнил, что уже не могу этим располагать. Неосмотрительным образом похищено у меня право собственности: без моей воли и позволения опубликован мой портрет...
На завещанье не следует упираться. В нем судишь себя строго, потому что готовишься предстать на суд пред того, пред которым ни один человек не бывает прав.
Издавая ее под влияньем страха смерти своей, который преследовал меня во все время болезненного моего состояния, даже и тогда, когда я уже был вне опасности, я нечувствительно перешел в тон, мне несвойственный и уж вовсе не приличный еще живущему человеку. Из боязни, что мне не удастся окончить того сочиненья моего, которым занята была постоянно мысль моя в течение десяти лет. я имел неосторожность заговорить вперед кое о чем из того, что должно было мне доказать в лице выведенных героев повествовательного сочинения.
Корреспондент газеты «Школьная жизнь»
- Николай Васильевич, чем может быть интересна Ваша книга «Выбранные места из переписки с друзьями» современному читателю?
Гоголь Н.В.
- Начать с того, что я всегда имел право сказать о том, о чем говорил в моей книге, если бы только выразился попроще и поприличнее. Учить общество в том смысле, какой некоторые мне приписали, я вовсе не думал. Учить я принимал в том простом значении, в каком повелевает нам церковь учить друг друга и беспрестанно, умея с такой же охотой принимать и от других советы, с какой подавать их самому. А я был готов в то время принимать и от других советы. Я не представлял себе общества школой, наполненной моими учениками, а себя его учителем. Я не всходил с моей книгой на кафедру, требуя, чтобы все по ней учились. Я пришел к своим собратьям, соученикам как равный им соученик; принес несколько тетрадей, которые успел записать со слов того же учителя, у которого мы все учимся; принес на выбор, чтобы всяк взял, что кому придется. Тут были письма, писанные к людям разных характеров, разных склонностей, и притом находившимся на разных степенях своего собственного душевного состояния, которые никак не могли прийтись ровно всем. Я думал, что каждый схватит только что нужно ему, а на другое не обратит внимания. Я не думал, что иной, схвативши то, что нужно для другого, будет кричать: «Это мне не нужно!» — и сердиться за то. Я никакой новой науки не брался проповедать. Как ученик, кое в чем успевший больше другого, я хотел только открыть другим, как полегче выучивать уроки, которые даются нам нашим учителем. Я думал, что по прочтенье книги будет мне сказано: «Благодарю тебя, собрат», а не: «Благодарю тебя, учитель». Если бы не завещание, которое я поместил довольно неосторожно, в котором намекал о поученье, которое обязан дать всяк автор поэтическими созданьями своими, никто бы и не вздумал мне приписывать этого апостольства, несмотря даже на решительиый слог и некоторую лирическую торжественность речи. Но в книге моей отыщет много себе полезного всяк, кто уже глядит в собственную душу свою.
…Мне нужно было иметь зеркало, в которое я мог бы глядеться и видеть получше себя, а без этой книги вряд ли бы я имел это зеркало.
Корреспондент газеты «Переменка»
- Некоторые все же считают, что Ваша книга может принести вред, а не пользу.
Гоголь Н.В.
- Что же касается до мненья, будто книга моя должна произвести вред, с этим не могу согласиться ни в каком случае. В книге, несмотря на все ее недостатки, слишком явно выступило желанье добра. Несмотря на многие неопределительные и темные места, главное видно в ней ясно, и после чтения ее приходишь к тому же заключенью, что верховная инстанция всего есть церковь и разрешенье вопросов жизни — в ней. Стало быть, во всяком случае после книги моей читатель обратится к церкви, а в церкви встретит и учителей церкви, которые укажут, что следует ему взять из моей книги для себя, а может быть, дадут ему наместо моей книги другие — позначительнее, полезнее и для которых он оставит мою книгу, как ученик бросает склады, когда выучится читать по верхам.
В заключенье всего я должен заметить: сужденья большею частию были слишком уж решительны, слишком резки, и всяк, укорявший меня в недостатке смиренья истинного, не показал смиренья относительно меня самого. Положим, я в гордости своей, основавшись на многих достоинствах, мне приписанных всеми, мог подумать, что я стою выше всех и имею право произносить суд над другим. Но, на чем основываясь, мог судить меня решительно тот, кто не почувствовал, что он стоит выше меня? Как бы то ни было, но чтобы произнести полный суд над чем бы то ни было, нужно быть выше того, которого судишь. Можно делать замечанья по частям на то и на другое, можно давать и мненья и советы; но выводить, основываясь на этих мненьях, обо всем человеке, объявлять его решительно помешавшимся, сошедшим с ума, называть лжецом и обманщиком, надевшим личину набожности, приписывать подлые и низкие цели — это такого рода обвинения, которых я бы не в силах был взвести даже на отъявленного мерзавца, который заклеймен клеймом всеобщего презрения.
Корреспондент журнала «Школьник»
- В этой книге Вы осмеливаетесь давать советы. Зачем? Вы считаете, что они могут как-то помочь людям?
Гоголь Н.В.
- Уча других, также учишься… Страданьями и горем определено нам добывать крупицы мудрости, не приобретаемой в книгах. Но кто уже приобрел одну из этих крупиц, тот уже не имеет права скрывать ее от других. Она не твое, но божье достоянье. Бог ее выработал в тебе; все же дары божьи даются нам затем, чтобы мы служили ими собратьям нашим: он повелел, чтобы ежеминутно учили мы друг друга. Итак, не останавливайся, учи и давай советы! Но если хочешь, чтобы это принесло в то же время тебе самому пользу, делай так, как думаю я и как положил себе отныне делать всегда, всякий совет и наставление, какое бы ни случилось кому дать, хотя бы даже человеку, стоящему на самой низкой степени образования, с. которым у тебя ничего не может быть общего, обрати в то же время к самому себе и то же самое, что посоветовал другому, посоветуй себе самому; тот же самый упрек, который сделал другому, сделай тут же себе самому. Поверь, все придется к тебе самому, и я даже не знаю, есть ли такой упрек, которым бы нельзя было упрекнуть себя самого, если только пристально поглядишь на себя. Действуй оружием обоюдуострым! Если даже тебе случится рассердиться на кого бы то ни было, рассердись в то же время и на себя самого, хотя за то, что сумел рассердиться на другого. И это делай непременно! Ни в каком случае не своди глаз с самого себя. Имей всегда в предмете себя прежде всех. Будь эгоист в этом случае! Эгоизм — тоже не дурное свойство; вольно было людям дать ему такое скверное толкование, а и основанье эгоизма легла сущая правда. Позаботься прежде о себе, а потом о других; стань прежде сам почище душою, а потом уже старайся, чтобы другие были чище.
Корреспондент журнала «Первое сентября»
- Как известно, Вы родились на Украине, но являетесь русским писателем. Что для вас Россия?
Гоголь Н.В.
- Для русского теперь открывается этот путь, и этот путь есть сама Россия. Если только возлюбит русский Россию, возлюбит и все, что ни есть в России. К этой любви нас ведет теперь сам бог. Без болезней и страданий, которые в таком множестве накопились внутри ее и которых виною мы сами, не почувствовал бы никто из нас к ней состраданья. А состраданье есть уже начало любви. Уже крики на бесчинства, неправды и взятки — не просто негодованье благородных на бесчестных, но вопль всей земли, послышавшей, что чужеземные враги вторгнулись в бесчисленном множестве, рассыпались по домам и наложили тяжелое ярмо на каждого человека; уже и те, которые приняли добровольно к себе в домы этих страшных врагов душевных, хотят от них освободиться сами, и не знают, как это сделать, и все сливается в один потрясающий вопль, уже и бесчувственные подвигаются. Но прямой любви еще не слышно ни в ком,— ее нет также и у вас. Вы еще не любите Россию: вы умеете только печалиться да раздражаться слухами обо всем дурном, что в ней ни делается, в вас все это производит только одну черствую досаду да уныние. Нет, это еще не любовь, далеко вам до любви, это разве только одно слишком еще отдаленное ее предвестие. Нет, если вы действительно полюбите Россию, у вас пропадет тогда сама собой та близорукая мысль, которая зародилась теперь у многих честных и даже весьма умных людей, то есть, будто в теперешнее время они уже ничего не могут сделать для России и будто они ей уже не нужны совсем; напротив, тогда только во всей силе вы почувствуете, что любовь всемогуща и что с ней возможно все сделать. Нет, если вы действительно полюбите Россию, вы будете рваться служить ей; не в губернаторы, но в капитан-исправники пойдете.— последнее место, какое ни отыщется в ней, возьмете, предпочитая одну крупицу деятельности на нем всей вашей ньшешней, бездейственной и праздной жизни. Нет, вы еще не любите России. А не полюбивши России, не полюбить вам своих братьев, а не полюбивши своих братьев, не возгореться вам любовью к богу, а на возгоревшись любовью к богу, не спастись вам.
Корреспондент стенгазеты «Школьный листок»
- Ваше отношение к нынешней России.
Гоголь Н.В.
- Чтобы узнать, что такое Россия нынешняя,нужно непременно по ней проездиться самому.
Жизнь нужно показать человеку,— жизнь, взятую под углом ее нынешних запутанностей, а не прежних,— жизнь, оглянутую не поверхностным взглядом светского человека, но взвешенную и оцененную таким оценщиком, который взглянул на нее высшим взглядом христианина. Велико незнанье России посреди России. Все живет в иностранных журналах и газетах, а не в земле своей. Город не знает города, человек человека; люди, живущие только за одной стеной, кажется, как бы живут за морями. Вы можете во время вашей поездки их познакомить между собою и произвести взаимный благодетельный размен сведений, как расторопный купец, забравши сведения в одном городе, продать их с барышом в другом, всех обогатить и в то же время разбогатеть самому больше всех. Подвиг на подвиге предстоит вам на всяком шагу, и вы этого не видите! Очнитесь! Куриная слепота на глазах ваших! Не залучить вам любви к себе в душу. Не полюбить вам людей по тех пор, пока не послужите им. Какой слуга может привязаться к своему господину, который от него вдали и на которого еще не поработал он лично? Потому и любимо так сильно дитя матерью, что она долго его носила в себе, все употребила на него и вся из-за него выстрадалась. Очнитесь! Монастырь ваш — Россия!
Корреспондент журнала «Школьник»
Последнее, что Вы написали, - это «Размышления о Божественной Литургии». Ваше отношение к Богу. Верующий ли Вы человек?
Гоголь Н.В.
Мне кажется даже, что во мне и веры нет вовсе; признаю Христа Богочеловеком только потому, что так велит мне мой ум, а не вера. Я изумился Его необъятной мудрости и с некоторым страхом почувствовал, что невозможно земному человеку вместить ее в себе, изумился глубокому познанию Его души человеческой… но веры у меня нет. Хочу верить.
Корреспондент газеты «Вести с «Камчатки»
Знаете, С.Т.Аксаков как-то обронил фразу: «…поистине я не знаю ни одного человека, который бы любил Гоголя» не за талант, а просто как человека. Что Вы можете на это ответить?
Гоголь Н.В.
Еще восстанут против меня новые сословия и много разных господ, но что же мне делать. Уж судьба моя враждовать с моими земляками. Терпение. Кто-то незримый пишет передо мною могущественным жезлом. Знаю, что мое имя после меня будет счастливее меня, и потомки тех же земляков моих, может быть, с глазами, влажными от слез, произнесут примирение моей тени.
Ведущий
– А теперь блиц – опрос. От каждого корреспондента – по одному короткому вопросу.
Корреспондент газеты «Школьная жизнь»
- Какое время года Вы любите?
Гоголь Н.В.
- Сильно люблю весну. Даже здесь, на этом диком севере, она моя. Мне кажется, никто в мире не любит ее так, как я. С нею приходит ко мне моя юность; с ней мое прошедшее более чем воспоминание: оно перед моими глазами и готово брызнуть слезою из моих глаз.
Корреспондент журнала «Школьник»
- По вашему - что есть истина?
Гоголь Н.В.
- Чем истины выше, тем нужно быть осторожнее с ними: иначе они вдруг обратятся в общие места, а общим местам уже не верят.
Корреспондент журнала «Первое сентября»
- Ваше отношение к любви.
Гоголь Н.В.
- Когда человек влюбится, то он все равно, что подошва, которую, коли размочишь в воде, возьми согни – она и согнется.
Корреспондент стенгазеты «Школьный листок»
- Многие жалуются на несчастливую жизнь. Что вы им посоветуете?
Гоголь Н.В.
- Несчастье умягчает человека, природа его тогда становится более чуткой и доступной к пониманию предметов, превосходящих понятие человека в обыкновенном и вседневном положении.
Корреспондент газеты «Переменка»
- Сейчас в лексиконе наших политиков и известных лиц фигурирует очень много иностранных слов. Как вы относитесь к русскому слову?
Гоголь Н.В.
- Нет слова, которое было бы так замашисто, бойко, так вырывалось бы из-под самого сердца, так кипело и животрепетало, как метко сказанное русское слово. …Произнесенное метко, все равно что писанное, не вырубливается топором. … Обращатся со словами надо честно
Корреспондент газеты «Вести с «Камчатки»
- Что вы можете сказать о молодежи?
Гоголь Н.В.
- Молодость счастлива тем, что у нее есть будущее
Корреспондент газеты «Школьная жизнь»
- В чем вы видите смысл жизни?
Гоголь Н.В.
- Быть в мире и ничем не обозначить своего существования – это кажется мне ужасным.
